Теория зеркального Я

Кули Чарльз Хортон (1864—1929) — американский социолог, один из основоположников символического интеракционизма и теории ма­лых (первичных) групп.

В истории западной социологии Кули был одним из первых теоре­тиков, выступивших против натуралистических (инстинктивистских, утилитаристских и др.) теорий, объясняющих социальное поведение. При этом он был сторонником возобладавшей в его время эволюцион­ной точки зрения на развитие человека, общества и познания.

Общеметодологические взгляды Кули можно охарактеризовать как органицизм, или холизм. Именно на этой основе он строил свои пред­ставления о природе человека, специфике социального познания и со­циальной реальности. По Кули, “природа человека” не может быть све­дена к его биологической основе, т. е. совокупности “инстинктов, бес­форменных импульсов, неопределенных способностей”. Под “приро­дой человека” мыслитель понимает его социальную сущность, которая “вырабатывается посредством простых форм близкого, личностного вза­имодействия, т. е. в первичных группах”.

Кули первым ввел различение первичных групп и вторичных об­щественных институтов. Первичные группы (семья, соседство, мест­ные общины, религиозные сообщества) являются, по Кули, основными формами социальных отношений и характеризуются непосредствен­ными личностными, неформальными связями, близким, доверительным, устойчивым общением. Именно в рамках этих групп происходит соци­ализация и формирование личности, а также усвоение основных соци­альных ценностей и этических норм, образцов и форм деятельности.

Наиболее значимым вкладом Кули в символический интеракционизм является разработка понятия “воображение” и концепция “зер­кального я”. Понятие “воображение” в его концепции играет осново­полагающую роль. Воображение — универсальная характеристика того, что Кули считает “человеческой природой”, которая является сущностно социальной; и фундаментальная познавательная способность че­ловека, лежащая в основе всех прочих. Воображение рассматривается также как основной фактор межличностной коммуникации: “отношение между нами состоит в моем восприятии того, как мне представля­ется, каким я выгляжу в ваших глазах”. Таким образом, в концепции социальной реальности Кули появляется оригинальная идея “зеркаль­ного я”: отношения между людьми — собственно, ткань социальных отношений — состоит во взаимоотношениях между личностными я, где человек дан человеку не как физическое тело, а как совокупность характеристик (поведенческих, речевых, выразительных), выступаю­щих в качестве символов, подлежащих личностной интерпретации по­средством воображения. Представление о том, как представляют тебя другие суть, по Кули, основные факты социального познания. Понима­ние же им процесса и цели социального познания можно кратко выра­зить следующими словами: “Вообразить воображаемое…”.

Таким образом, природу человека Кули определял как биологическую и социальную, вырабатывающуюся при помощи взаимодействия в первичных группах и являющуюся комплексом социальных чувств, установок, моральных норм. Предметом социологии, по Кули, являются социальные факты, которые он определял как “представления представлений”. Эта идея была воспринята У.Томасом (понятие “определение ситуации”), а к представлениям Кули о роли сознания в общественной жизни часто обращался Дж.Г.Мид. 

 Теории символического интеракционизма в исследовании личности

Как широкая теория, символический интеракционизм возник в 20-е годы XX века, в Чикагской школе. Основателем его является американский социолог Джордж Мид. Термин «символический» обозначает, что здесь делается акцент на смысле, который вкладывают действующие индивиды, когда они вступают во взаимодействие, интеракцию друг с другом, в этой теории общество рассматривается с точки зрения поведения индивидов, вовлеченных во взаимодействие. Другими словами, общество можно объяснить только путем рассмотрения принципов поведения людей, ибо только здесь обнаруживает себя значимый символ, определяющий акт поведения. Определение значимого символа происходит в сознание человека, которое наполняется смыслами, исходящими из внешнего мира. Символический интеракционизм сосредотачивается на анализе символических аспектов социальных взаимодействий. Основной принцип интеракционизма тот, что индивид  воспринимает (оценивает) себя в соответствии с оценками других, то есть личность становится для себя тем, что она есть через то, что она представляет, из себя для других в социальном мире.[1] Символических  интеракционистов объединяет не строгая теория, а общность видения социального процесса, трактуемого как процесс выработки и изменения социальных значений, постоянного определения и переопределения ситуаций взаимодействия их участниками. В ходе этого переопределения меняется и объективная (с точки зрения взаимодействующих индивидов) среда социальной деятельности, ибо мир, по представлениям интеракционистов, имеет полностью социальное происхождение. Различные группы вырабатывают различные миры, которые меняются в процессе изменения значений в ходе социального взаимодействия.

В первые десятилетия нашего века изучение Я – концепции временно переместилось из традиционного русла психологии в область социологии. Я – концепция (лат. conceptus – понятие) — система представлений человека о самом себе. Формирование Я–концепции человека происходит при накоплении опыта решения жизненных задач и при оценивании их со стороны других людей, прежде всего родителей. Основными источниками Я– концепции выступают:

1. Сравнение себя с другими;
2. Свидетельства восприятия другими;
   3. Оценка результатов деятельности;
   4. Переживание внутренних состояний;
   5. Восприятие своего внешнего облика.[2]

Главными теоретиками здесь стали Кули и Мид – представители символического интеракционизма. Ими был предложен новый взгляд на индивида – рассмотрение его в рамках социального взаимодействия. [3]

Символический интеракционизм опирается на три основные посылки:

• Во-первых, люди реагируют на окружающую среду в зависимости от тех значений – символов, которыми они наделяют элементы своего окружения.
• Во-вторых, эти значения (способ связи явления и символа) выступают продуктом социального повседневного межличностного взаимодействия – интеракции.
• И, наконец, в-третьих, эти социокультурные значения подвержены изменениям в результате индивидуального восприятия в рамках такого взаимодействия. “Я” и “другие” образуют единое целое, поскольку общество, представляющее собой сумму поведений составляющих его членов, накладывает социальные ограничения на поведение индивида. Хотя чисто теоретически и возможно отделить Я от общества, интеракционизм исходит из того, что глубокое понимание первого неразрывно связано со столь же глубоким пониманием второго – в том, что касается их взаимозависимого отношения.

С точки зрения интеракционистов, человеческое общество состоит из индивидов, обладающих “личностным я”, т.е. они сами формируют значения; индивидуальное действие – есть конструирование, а не просто совершение, оно осуществляется индивидом с помощью оценивания и истолкования ситуации. Личностное я – человек может служить объектом для своих действий. Формирование значений – набор действий, в ходе которых индивид замечает предмет, относит его со своими ценностями, придает ему значение и решает действовать на основе данного значения. Истолкование действий другого – определение для себя значений тех или иных действий окружающих. С точки зрения интеракционистов объект – это не внешний стимул, а то, что человек выделяет из окружающего мира, придавая определенные значения.[4]  Диалог, в котором люди придают значение окружающему миру, стремятся истолковать действия других людей.

“Смысл возникает и располагается в пространстве отношения между жестом данного человеческого организма и последующим поведением этого организма, возвещенным другому человеческому организму посредством этого жеста. Если этот жест возвещает, таким образом, другому организму последующее поведение данного организма, то он обладает смыслом.”

2. Концепция зеркального «Я»

Из понятия самости следует концепция зеркального “Я”, имеющая очень большое значение в социологии.

Первоначально точка зрения Кули заключалась в том, что индивид первичен по отношению к обществу.[5] Однако позже он пересмотрел этот взгляд и в большей степени акцентировал роль общества, утверждая, что личность и общество имеют общий генезис и, следовательно, представление об изолированном и независимом эго – иллюзия (1912). Действия индивидов и социальное давление оказывают взаимное модифицирующее влияние. Позже произошел дальнейший сдвиг в основах этой теории, когда Мид пришел к выводу о том, что личность фактически определяется социальными условиями.

Экспериментально можно показать, что главным ориентиром для Я-концепции является Я другого человека, то есть представление индивида о том, что думают о нем другие. Как неоднократно было показано (Ширер, 1949; Борис, 1975), “Я – каким – меня – видят – другие”  и  “Я – каким – я – сам – себя – вижу” весьма сходны по своему содержанию. Кули первым подчеркнул значение субъективно интерпретируемой обратной связи, получаемой нами от других людей, как главного источника данных о собственном Я.  В 1912 году Кули предложил теорию “зеркального Я”, утверждая, что представления Индивида о том, как его оценивают другие, существенно влияют на его  Я – концепцию.

Каждый человек, по предположению Ч. Кули, строит свое Я, основываясь на воспринятых им реакциях других людей, с которыми он вступает в контакт. Кроме простого восприятия “Я” через самого себя, мы также воспринимаем свое “Я” как бы видя его отражение в других.[6]

Подобно тому, как, видя свое лицо, фигуру и одежду в зеркале, мы проявляем к ним интерес, потому что они наши, и бываем довольны или не довольны ими в зависимости от того, отвечают ли они тому, какими мы хотим их видеть, или нет, так и в воображении мы рисуем себе, что другие думают о нашей внешности, манерах, намерениях, де­лах, характере, друзьях и т. д., и это оказывает на нас самое разнооб­разное влияние.

Такого рода идея я, по-видимому, включает три основных элемен­та: представление о том, как мы выглядим в глазах другого человека; представление о том, как он судит об этом нашем образе, и некое чув­ство я, вроде гордости или стыда. Сравнение с зеркалом не позволяет выявить второй элемент — воображаемое суждение, — который весь­ма существен. В нас рождает гордость или стыд не просто наше меха­ническое отражение, а приписываемое кому-то мнение, воображаемое воздействие этого отражения на другое сознание. Это явствует из того факта, что для нашего чувства я большое значение имеют характер и авторитет того человека, в чьем сознании мы себя видим.[7] Мы стыдимся показаться лживыми в глазах человека прямого и честного, трусливы­ми в глазах смелого, вульгарными в глазах утонченного и т. д. Мы все­гда представляем себе суждения других и, представляя, разделяем их: перед кем-то одним человек будет хвастаться своим поступком, скажем, ловкой торговой сделкой, а перед кем-то другим ему будет стыдно в нем сознаться.

Огромную роль для индивида играет не только то, что он думает о себе сам, но и то, что думают о нем другие. Мы смотрим в представления других о нас самих, как в зеркало, и судим о самих себе по этому отражению.

Именно через отношения с другими, через их оценки каждый человек устанавливает, умный он или глупый, привлекательный или некрасивый, достойный или никчемный, при этом подобная оценка может не соответствовать реальности.

Как отражение в зеркале дает образ физического Я, так восприятие реакции других людей на мое поведение или внешность дает образ социального Я. При этом существует возможность неправильного истолкования мнений, или искаженного зеркала. Мы, например, часто поддерживаем приятные высказывания о себе, которые на поверку оказываются просто лестью, или можем отнести брань начальника к неумению или неспособности, в то время как это просто служит проявлением его плохого настроения.[8]

Очевидно, что представлениям, связанным с чувством я и составля­ющим его интеллектуальное содержание, нельзя дать какое-либо про­стое описание, указав, к примеру, что тело играет в нем такую-то роль, друзья — такую-то, намерения — такую-то и т. д.; эти представления бесконечно варьируют в зависимости от темперамента человека и его окружения.[9] В развитии я, как и всех других сторон личности, сказыва­ются глубинная наследственность и действие социальных факторов, и его нельзя понять или предсказать иначе как в связи с общим контек­стом жизни. Будучи особенным, оно ни в коей мере не является обо­собленным — особенность и обособленность не только различны, но и противоположны, ибо первое предполагает связь с целым. То, на какие предметы направлено чувство я, зависит от общего хода истории, от конкретного развития народов, классов, профессий и других факторов такого же рода.

Видимо, мало найдется таких людей, кому бы ни разу в жизни не приходилось с предельной остротой осознать свое существование и свой собственный облик как нечто воспринимаемое другими. В сущности, в этом и проявляется предельно обостренное чувство Я. Человек, который находится перед лицом любой аудитории или которому приходится взаимодействовать с другими людьми, может обнаруживать различные признаки волнения, нервного напряжения, растерянности и т.п. Но эти эмоции в большей степени связаны с тем, “что они обо мне подумают”, чем с реальной задачей взаимодействия. Такая концентрация на том, как тебя оценивают, может иметь весьма серьезные последствия в деятельности учителей, актеров, журналистов и т.п.

«Зеркальное Я» возникает на основе символического взаимодействия индивида с разнообразными первичными группами, членом которых он является. Такая группам характеризующаяся непосредственным общением ее членов между собой, относительным постоянством и высокой степенью тесных контактов между небольшим количеством членов группы, приводит к взаимной интеграции индивида и группы. Непосредственные отношения между членами группы предоставляют индивиду обратную связь для самооценки. Таким образом, Я – концепция формируется в осуществляющемся методом проб и ошибок процессе, в ходе которого усваиваются ценности, установки и роли.

Кули подробно проанализировал развитие личности на основании концепции зеркального “Я”.[10] Уже в возрасте шести месяцев, отмечает Кули ребенок по-разному реагирует на разных людей и по-разному организует в их присутствии собственное поведение. “Юный актер скоро научается быть разным для разных людей, показывая, что он начинает понимать, что такое личность и как она организует свою деятельность”. В этом наблюдении Кули уже содержатся основы современной теории социализации, ролевой теории личности и прочих “микросоциологических” концепций, детальная разработка которых – заслуга позднейших теоретиков символического интеракционизма.[11]

Значение «я» и «мое» усваивается таким же обра­зом, что и значения надежды, сожаления, досады, отвращения и тысячи Других слов, обозначающих эмоции и чувства: испытывая само чувство, приписывая его другим людям на основе тех или иных его прояв­лений и вслушиваясь в слово, которое произносится в связи с ним. Что касается ее развития и передачи в процессе общения, то идея я, на мой взгляд, ни в коей мере не уникальна, а во всем подобна другим идеям.[12]

Итак, по мнению Кули, ребенок, как правило, вначале связывает «я» и «мне» только с тем, в отношении чего возникает и благодаря противо­действию приобретает отчетливые формы его чувство присвоения. Он присваивает себе свой нос, глаз или ногу во многом так же, как при­сваивает игрушку, — противопоставляя их другим носам, глазам и но­гам, которыми он не может распоряжаться. Часто маленьких детей драз­нят, предлагая отнять у них одну из этих частей тела, и они реагируй именно так, будто «мое», которому угрожают, является чем-то отделимым, и они знают, что его можно отнять. Даже во взрослой жизни «я», «мне» и «мое» применяются в своем полном смысле только к тому, что обозначилось как собственно наше в силу некоторого противодействия или противопоставления. Эти местоимения всегда предполагают социальную жизнь и связь с другими людьми. То, что является сугубо моим, относится к очень личному, это верно, но именно эту сокровенную часть своей личной жизни я противопоставляю остальному миру: она есть не нечто обособленное, а особое. По существу, агрессивное я является воинственной составляющей сознания, очевидное назначение которой — побуждать к харак­терной для каждого деятельности, и, хотя воинственность может не иметь явных, внешних проявлений, она всегда присутствует как уста­новка сознания.[13]

В ряде известных дискуссий о развитии ощущения своего я у детей основной упор делался на умозрительных, квазиметафизических пред­ставлениях по поводу «я», которые дети иногда высказывают, либо отвечая на вопросы взрослых, либо приходя к ним самостоятельно бла­годаря инстинктивному умозрению. К наиболее очевидным результа­там этих исследований относят вывод о том, что, рассуждая о я в такой манере, ребенок обычно помещает его в теле. Какой бы интересной и важной ни была эта детская метафизика в качестве одного из этапов умственного развития, ее не следует, разумеется, считать адекватным выражением детского ощущения я.¹⁴ Такой анализ «я», когда у ребенка спрашивают, где распо­ложено его я, входят ли в него его рука или нога, несколько уводит от обычного, безыскусного употребления этого слова как детьми, так и взрослыми. В случае собственных детей я лишь однажды столкнулся с чем-то подобным — это было, когда Р. изо всех сил старался усвоить правильное употребление местоимений первого лица. Мы предприня­ли тщетную и, как я сейчас думаю, ошибочную попытку помочь ему, указав на связь слова «я» с его телом. С другой стороны, каждый ребе­нок, научившись говорить, повторяет «я», «мне», «мое» и подобные сло­ва сотни раз в день, повторяет с подчеркнутой выразительностью и в той простой, бесхитростной манере, в какой их тысячелетиями упот­ребляли люди. При таком употреблении эти слова обозначают притя­зания на игрушки, выражают желания или намерения, как, например, “я не хочу делать это так”, «я буду рисовать киску» и т. д., и редко — какую-либо часть тела. Когда же подразумевается часть тела, то обыч­но Речь идет о том, чтобы снискать ей одобрение, например, «не правда ли, я хорошо выгляжу?», так что главный интерес, в конце концов, представляет оценка другого человека. Хотя умозрительное «я» и есть исинное «я», оно не имеет отношения к повседневному применению «я» в обычной речи и мышлении, а почти столь же далеко от него как Эго метафизиков, незрелым подобием которого оно на деле является.[14]

Тот факт, что дети в философском расположении духа обычно отно­сят «я» к своему физическому телу, легко объясним: их материализм, естественный для любых незрелых спекуляций, требует где-нибудь разместить я, и тело — единственная осязаемая вещь, над которой они имеют постоянную власть, — кажется им наиболее подходящим для этого местом.

В развитии социального я с самого начала заметно проявляется раз­личие полов. Девочки, как правило, более восприимчивы к социально­му окружению, их, несомненно, больше заботит мнение других людей, они больше думают о нем и поэтому даже на первом году жизни прояв­ляют способность к хитрости, а зачастую и к аффектации, которых мальчики относительно лишены. Мальчиков больше увлекает физическая активность, как таковая, и конструирование; их воображе­ние в большей мере занимают вещи, нежели люди.

Процесс развития у детей чувства я зеркального типа можно про­следить без особых затруднений.[15] Внимательно следя за поведением других, дети довольно скоро замечают связь между своими действиями и изменениями в этом поведении, т. е. они начинают осознавать свое собственное влияние или власть над людьми. Ребенок присваивает себе наблюдаемые им действия родителей или няни, над которыми, как вы­ясняется, он имеет некоторую власть, присваивает совершенно так же, как свою руку, ногу или игрушку. Он будет пытаться обращаться с этим новым приобретением так же, как со своей рукой или погремушкой. Девочка шести месяцев будет стараться самым явным и нарочитым об­разом привлечь к себе внимание, пуская в ход некоторые из тех дей­ствий других людей, которые она себе присвоила. Она вкусила радость быть в центре внимания, применять власть над другими и желает ее все больше. Она будет тянуть мать за юбку, вертеться, гукать, протягивать к ней руки, неотступно следя за произведенным эффектом. Подобные выкрутасы ребенка, даже в этом возрасте, часто выглядят как так назы­ваемая аффектация, ибо его, похоже, заботит только то, что подумают о нем другие люди. Аффектация в любом возрасте встречается там, где страстное желание оказывать влияние на других, по-видимому, берет верх над сложившимся характером, внося в него явный разлад и иска­

Заключение

Символический интеракционизм развил собственную  исследовательскую стратегию, основывающуюся на описании, близком этнографическому, и включенном наблюдении. В идеале социолог должен включаться в социальную ситуацию самих субъектов, наблюдать их поведение, “понимать” интерпретации и практики их повседневной жизни, отражая это в своих социологических отчетах. Эти описания должны составлять как бы “портреты” отдельных социальных “миров”, такие как мир профессий, мир преступности, мир деятельности и тому подобное. В портретах, прежде всего, должны фиксироваться основные практики, организующие эти миры, и сопровождающие их символические структуры (идеологии, интерпретации, объяснения). Адекватность этих портретов должна проверяться не путем применения к ним стандартных методологических процедур, а путем консультаций с самими заинтересованными субъектами. Сторонники Символического интеракциониста полагают, что социология должна “делаться” путем исследования, а не путем сочинения теоретических трактатов. Это — последовательный вывод из их видения общества как социального процесса, состоящего из совокупности самоорганизующихся и замкнутых в себе контекстов. Социология сводится к анализу частных проблем в специфических контекстах. Попытка универсализировать определенные закономерности, вывести их за границы того опыта, в котором они обнаружились, незаконна, ибо оказывается отрицанием самого интеракционистского видения общества. В общем, интеракционисты вполне последовательно считают свою собственную  дисциплину — социологию — частью общества, на которую распространяются те же принципы исследования, что и на общество вообще.

В основе социологической теории Кули лежат социальный органицизм и признание основополагающей роли сознания в формировании социальных процессов. Называя себя монистом, Кули рассматривал общество, социальные группы и индивида как единый живой организм. Но органицизм Кули далек от биологических аналогий; его холизм основан на ментальной природе социального организма – “сверх-Я”, “большом сознании”.

“Социальное” и “индивидуальное” – две стороны ментальной целостности, личность и общество едины как части общего целого. В этом единстве “социальное” лишь кумулятивный аспект целостности, а “индивидуальное” – ее дискретный аспект. Кули не дает однозначного определения этой целостности, обозначая ее метафизической категорией “человеческая жизнь”. Приобщение индивидуальных ментальных процессов к “большому сознанию” – это и есть социальный процесс, который Кули понимает как социализацию индивидуального сознания, основываясь на социальной психологии У. Джемса. Социализация индивидуального сознания начинается в первичной группе (семья, соседская община), где есть непосредственный психологический контакт. Оно развивается от инстинктивного “самоощущения” (“selffeeling”), в к-ром “Я” – это “эмоции”, “возбуждения”, до социальных чувств (любви, уважения, сочувствия и др.). При этом Кули не различает строго чувства и рассудок. Сознание сводится здесь к различным “умонастроениям” (“feeling states”), взаимосвязь к-рых осуществляется разумным началом – движущей силой социальных процессов.

Результатом социализации являются “образы”, или “представления” (“imaginations”). В “представлениях” “самоощущения” индивида ассоциируются с общепринятыми символами и становятся в результате “социальными чувствами”. “Социальные чувства”, по Кули,- это основа социальной организации и социального контроля. Потенциальная разумная природа индивидуального “Я” приобретает социальное качество лишь в коммуникации, межличностном общении внутри первичной группы. Усваиваемые индивидом представления о своем “Я”, которые возникают в сознании “других”, Кули называет “представлениями представлений” (“imaginations of imaginations”). Они признаются в качестве социального факта и являются основным предметом исследования Кули.

[1] История социологии и история социальной мысли: Общее  и особенное.// Социс,1996,№10